Фото: teletype.in
* Академик Л. С. Понтрягин в письме своему ученику И. И. Гордону 24 декабря 1946 года писал о выборах академиков в 1946 году («Пусик» — П.С.Александров): «Вы интересуетесь совместной работой Колмогорова и Лузина. Это, конечно, нужно рассказывать, а не писать, так как требуется выражение голоса, чтобы передать все. Летом Колмогоров сказал мне, что единственное его беспокойство относительно избрания Александрова заключается в том, что он стал несомненным кандидатом за четыре месяца до выборов. Пусики провели большую подготовительную работу в смысле установления всяких соглашений с академиками. Виноградову, например, было обещано, что Колмогоров будет поддерживать Лаврентьева за то, что Виноградов поддержит Александрова. В общем, казалось, что все будут за Александрова. Бернштейн, например, на заседании института сам выдвинул кандидатуру Александрова, правда и Чеботарева тоже. Колмогоров договорился с начальством, что его включат в экспертную комиссию. Первой тревожной вестью было то, что его не включили, но он надеялся, даже был уверен, что это уж не важно. После работы экспертной комиссии произошло несколько закрытых совещаний академиков по обсуждению кандидатов, и тут только Колмогоров узнал, что ни один из членов экспертной комиссии не поддерживает Александрова. Бернштейн, напротив, яростно против него возражает, говоря, что у Александрова вредное направление. Поведение Бернштейна кажется мне до сих пор мало понятным, быть может, он просто поругался с Пусиками. Все остальное довольно понятно. Лаврентьев оказался почему-то бесспорным кандидатом и не нуждался в поддержке Колмогорова, который и в комиссию-то не входил. Таким образом, Виноградов вовсе не нуждался в Колмогорове и Пусике. Что же касается Соболева, и Христиановича, то первый чрезвычайно ненавидит Пусика за изгнание из директоров, второй же — его друг и приятель. При сложившейся обстановке надежды на успех почти не было. Оставалась только возможность, что некоторые из академиков-математиков поддержат Александрова, физики его поддержать хотели, но, конечно, не могли идти против всех математиков. Лузин стал надеждой Пусиков, он был ими приглашен в Комаровку и обещал поддержку. Однако на окончательном закрытом совещании выступил против Александрова. По выходе с этого совещания совершенно расстроенный и обозленный Колмогоров подошел к Лузину и сказал, что не может теперь иметь с ним ничего общего. Лузин же сделал вид, что ничего не понимает, и стал говорить так: „Голубчик, успокойтесь, да что с Вами, да Вы больны, успокойтесь“. Вот это нужно было рассказывать с выражением. Колмогоров тогда сказал ему: „Ну что же мне с Вами делать, в физиономию Вам плюнуть или по морде дать?“ Подумав, он решился на последнее.»
Принято считать, что Колмогоров был спокойным и не склонным к вспышкам и срывам. Поэтому для пощечины ему нужна была особая провокация со стороны Лузина и здесь фигурируют апокрифы о неприличной реплике со стороны Лузина на выборах 1946 г. Аналогичную версию упоминал в частной переписке В. И. Арнольд (1937−2010). Не исключено, что бытующие намеки на «тоположство» — продукт 1950-х годов, пущенный для реабилитации зачинщиков «дела Лузина». (С.Кутателадзе)
* Алексей Гладкий, ведущий научный сотрудник Московского института открытого образования в статье «Еще о „деле Лузина“» («Страницы истории», ТрВ № 90, c. 12, 25 октября 2011 года) пишет:
" Вот цитата из статьи С. С. Кутателадзе: «Лузину особенно настойчиво инкриминируется некоторая моральная вина в ранней смерти его ученика М. Я. Суслина от тифа». К сожалению, вина была, и не только моральная. Необычайно одаренный молодой математик Михаил Яковлевич Суслин в 1919 г. отправился из голодной Москвы, где у него не было никаких средств к существованию, в Саратов, надеясь получить работу в тамошнем университете. Зависело это от И. И. Привалова, руководившего там физико-математическим факультетом. Но когда Суслин с большим трудом добрался до Саратова, Привалов ему отказал, потому что получил от Лузина письмо с предупреждением: Суслин — человек нехороший, брать его на работу нельзя. Это не выдумка: по словам В. А. Ефремовича, два его друга, оба ученики Привалова (один из них — известный математик М. А. Крейнес (1903−1977), фамилию другого я не запомнил), рассказывали ему, что Привалов показывал им письмо Лузина. Получив отказ, Суслин, изголодавшийся и измотанный, потерял волю к жизни и 21 декабря 1919 г. умер от свирепствовавшего тогда тифа. Прожил он всего 25 лет. В истории дескриптивной теории множеств имена М. Я. Суслина и П. С. Александрова стоят рядом, и это в значительной степени объясняет (но, ни в малейшей степени не оправдывает) особое усердие П. С. Александрова в деле Лузина. И последнее замечание на эту тему: письмо Привалову было написано не в эпоху «дела Лузина» а еще в эпоху «Лузитании». Так что «два Лузина» не были разделены во времени, а существовали одновременно в одном человеке. Точно так же одновременно существовали «два Колмогорова» и «два Хинчина». Это весьма распространенное явление, хорошо знакомое психологам."